anoushe

О 26 апреля 1986 года мне вспомнить практически нечего. Я тогда была еще не в том возрасте, чтобы запомнить именно этот день. Зато один литературный образ я хорошо помню. Читать это произведение надо было, кажется, в 11-м классе. Иван Драч, поэма «Чернобыльская мадонна». Герой там пролетает над опустевшей после взрыва и отселения людей зоной и видит странные фигуры (Два пришельці із космосу або, може, із НАТО). Потом он понимает, что это старушка и ее корова. Странные они потому, что обмотаны целлофаном. Корова даже обута. Ну, для защиты от радиации.
Даже если б я забыла автора и название, нашла бы поэму по одной этой строчке. По-моему, это очень яркий фрагмент. Ярчайший.
Наверное, надо было бы написать о том, как в селе, где жила моя бабушка, радиационное пятно было зафиксировано на территории детского садика, и лет десять никто туда не заходил. Или об искусственной новогодней елке, которая была куплена как раз в 86-м году. Или о какой-нибудь другой – незначительной, на первый взгляд, – детали, в которой как в капле отражаются все изменения нашего быта, связанные с чернобыльской катастрофой.
А, может, наоборот, о детали значительной? Например, о том, что увеличение щитовидной железы второй и даже третей степени в Украине в принципе не считается отклонением от нормы и поводом для беспокойства (потому что оно есть буквально у всех и потому что это, спасибо, еще не рак).
Но я пока просто процитирую Драча. Обутая в кирзовые сапоги корова кажется мне подходящей деталью.

Один космонавт - це стара в целофані,
А другий - корова на задньому плані.
Обкуталась баба, обтушкувалась,
Скрізь, де амбразури, позапиналась,
Лиш гола і біла її палюга
Летить полином - баба ледве встига
Чорнобилем бігти за тою здоровою
Тяжкою, як туча, старою коровою,
А що вже корова - та теж в целофані,
Як диво космічне суне в тумані,
Лиш роги пробились з накидки таки,
Сердиті й невкриті її гостряки,
І очі в накидці - якраз там, де очі,
І отвір, щоб пастись, старій поторочі.
А взута корова в старі кирзаки...
Ти смійсь чи ридай, а послухай-таки...

- Чого це Ви, бабо, корову узули?
- А що радіація, Ви, мабуть, не чули?!
- В синових чоботах взута корова -
Нехай же пасеться і буде здорова,
І бабі ще дасть до відра молока,
Така замашна і молочна така.
- Чого це Ви, бабо, уся в целофані?
- Хіба ж я газет не читаю, чи як?
Корову видою на світанні,
Взую, одягну й веду за рівчак...
- Чого це Ви, бабо, з людьми не поїхали?
Коли виселяли із зони село?
- А я серед тої проклятої віхоли
Взяла й зосталася - синам на зло!

Вы знаете, что такое отчество? Думаете, просто имя отца с определенным суффиксом? Нет, друзья мои. Разве стала бы я о нем писать, если бы все было так просто? На самом деле отчество наше драгоценное – это один из многочисленных бюрократических крючков, предназначенных для осложнения жизни определенным категориям граждан и не-граждан.

В принципе, человеку, не имеющему отношений с иностранцами, проблемы с отчеством не страшны. Более того, как выяснилось, многие мои соотечественники даже не подозревают о том, что жители других стран не осчастливлены этим существенным довеском к имени и фамилии. Они уверены, что отчество есть у всех, а если кто-то вдруг по каким-то причинам утверждает обратное, он злостный лжец, которого надо вывести на чистую воду любым путем. К примеру, в библиотеке альма матер мой муж не мог заказать книги, поскольку поле «отчество» в электронной форме заказа (а другие у нас к тому времени отменили) было обязательным. К слову, иностранцев в этом университете довольно много.

( Read more... )

Прочитала я о пропавшей в Питере женщине и вспомнила один невеселый случай.

( Read more... )

И еще про армян.
Есть у меня одна подруга (точнее, была, давным-давно мы уже не общались, увы), дочь украинки и армянина. И сама она - совершенно удивительный человек (хрупкая, росточку маленького, но зато почти профессионально занималась пауэрлифтингом, в смысле, штангу таскала, если вдруг кто этого новомодного слова не знает), и семья у нее тоже удивительная. Я таких гостеприимных людей в Киеве не видела (восточнее - сколько угодно, да и западнее, в Карпатах, тоже, но не здесь). У них в гостях всегда было хорошо и все были хороши. Но самым замечательным был папа. На чистом украинском суржике с чистейшим армянским акцентом он рассказывал о том, как они еще до получения своей квартиры жили в общежитии, как он работал таксистом, и о том, как они с друзьями однажды поспорили, чья жена лучше, начали ходить друг к другу в гости по очереди, а когда пришли к ним, его жена, т.е. мама моей подруги, первым делом положила на стол хлеб и соль, и тогда все папины друзья сразу сказали, что лучшей жены не найти.

Питер мне очень понравился. Пожалуй, на сегодняшний день это единственный город, о котором я могу (пусть и с оговорками) сказать, что он лучше Киева. Он встретил меня ярким солнцем, ледоходом на Неве и голыми пляжниками на ее берегах, а проводил репетицией парада по случаю Дня победы, во время которого играл гимн Советского Союза и один бедный солдатик потерял сапог.
А еще там все пахнет историей и литературой (литературой, мне кажется, даже больше, потому что ее я знаю лучше истории). Все эти дворцы, проспекты, каналы, мосты, набережные… Обо всем читалось в разных контекстах и разных стилях. Все это помнит Ломоносова, Пушкина, Грибоедова, Гоголя, Есенина, Маяковского… Повсюду слышен отзвук шагов великих (или хотя бы известных), а в центральном корпусе национальной библиотеки скрипит половицами призрак Екатерины II.
Я, конечно же, понимаю, что такого рода галлюцинации беспокоят, в первую очередь, восторженных приезжих, а местные жители давно привыкли к этой красоте и, в большинстве своем, уже не реагируют на атмосферу города. Но это не значит, что она – атмосфера – на них не влияет. Влияет еще как!
Только вот как на самом деле, мне сложно объяснить. Пожалуй, специфически.

( Read more... )